Потерялся Брежнев

Лига-пресс, (12:02) 10 февраля 2006 г.

На экраны выходит «Заяц над бездной» – история побега Л. Брежнева к цыганам накануне визита в Индию.

 Когда-то Вознесенский прозорливо предлагал смыть Ленина с денег, и за постсоветские годы деятели отечественной культуры, а особенно кино, продвинулись в очеловечивании политических лидеров, скучных доселе, как рубленные одним топором березовые чушки, довольно далеко. Непосредственно из туалета вышел к людям со своими пищеварительными проблемами Иосиф Сталин («Черная роза – эмблема печали»), брызнул психиатрической слюной Ленин («Комедия особого режима»), но в последние два года необыкновенную экранную популярность набрал совсем иной Ильич – тот, который дорогой Леонид. Причём в отличие от первых двух правителей Брежнев с каждым фильмом становится всё симпатичнее. Что, в общем, понятно.

 Нетрудно в измывательских целях сотворить комика из кровожадного грузинского тирана и совсем другое дело – творчески поработать над образом человека, который был смешным при жизни.

 В поздней советской реальности юмористический эффект достигался за счёт публичного старческого маразма вождя. Но для того чтобы сегодня сколько-нибудь вдохновить зрителя полуторачасовым наблюдением за осторожными маневрами дряхлого полутрупа, иногда целующегося взасос с другими полутрупами, надо быть Сокуровым. Тигран Кеосаян – не Сокуров ни в коей мере, а потому выбрал в качестве времени 71-й год (золотой для Брежнева, как 67-й для The Beatles, период), а в качестве места – Молдавию, где герой натурально исчезает. Подустав от неусыпного контроля аппаратчиков, балерин, караваев и манёвров молдавских футболистов, вынужденных изображать хоккеистов на гладком бетонном поле, потому что лёд в Молдавии есть только в холодильниках, генсек убегает от свиты под предлогом отлить, садится в воздушный шар и улетает.

 Приземлившись неподалеку от цыганского табора, Брежнев составит личное счастье как нищего молодого скрипача Лаутара, женив его на дочке цыганского барона, так и собственное – криминальным путём выписав из-за границы объект своих давних романтических грёз. Счастье будет длиться три дня – затем, уже за кадром, Леонид Ильич опять наденет обвешанный килограммом орденов парадный китель, причешет разметавшиеся на вольном ветру брови и отправится с официальным визитом в Индию.

 Сходства у картины с подлинными историческими обстоятельствами не больше, чем у актёра Ступки с сановным прототипом, но это в данном случае не особенно важно.

 Производя до сего дня фильмы вполне пустяшные (пусть и милые по-своему: «Ландыш серебристый» некоторые любят вполне искренне), коммерческий режиссёр Кеосаян попытался снять притчу о свободе. Не глубокомысленную, избави бог (ведь не Сокуров), но притчу. Если в жизни понятия о философском определении свободы довольно размыты, то в кино набросать её основные жанровые ориентиры несложно, благо, про свободу всего снято достаточно. Любовь, например, это когда люди целуются под дождем в стогу. Свобода – это когда они, порвав с постылым бытом, бегут в быт повеселее (а таковой цыганский табор обеспечивает лирическим героям со времен пушкинского Алеко).

 Самый эффектный для обозначения свободы визуальный образ – это когда человек медленно и красиво уходит в поле. В «Зайце над бездной» красиво ходят в поле раза три; есть, впрочем, и любовь в стогу.

 Цыганского быта тоже предостаточно (жители табора клеят у костра кроссовки «Адидас», раскрашивают от руки пачки «Мальборо» и деловито стучат молотками, изготовляя автомобильные номера). Здесь Кеосаян совершенно сознательно лепит Кустурицу (заяц в фильме чисто метафорический, его нет, но других животных, как в любой картине балканского коллеги, много), а композитор Рыбников – Бреговича. У обоих получается плоховато, и в случае Рыбникова это вопрос не таланта (таланта у него больше, чем у Бреговича), но темперамента, состава крови. Табор надобно писать на большом холсте яростно маслом, а «Заяц над бездной» чем ближе к финалу, тем больше походит на блеклую акварель. Отправляя человека в поле, надо представлять себе, зачем – по уходящему Брежневу как-то сразу видно, что его поле доведет до запланированной Индии. Так себе история, но один респект Кеосаяну, увязшему в мелодрамах, как генсек в орденах, адресовать можно.

 Он, как его лирический герой, хотя бы попробовал.

 Сергей Синяков, «Газета.Ru»

 

 

 

 

 

Последние статьи